Общий проект будущего

Удивительным образом прошлое заставляет задумываться о том, кто мы есть и в каком мире хотели бы жить. Семьдесят пять лет назад началась трагедия Бабьего Яра, унесшая в конечном итоге до ста тысяч жизней. Одна из страшных страниц Второй мировой, пролог общеевропейской катастрофы еврейского народа, начало жутких оккупационных будней Киева. В последние месяцы о Бабьем Яре говорили и писали много. Проходят годы, но тень трагедии не становится прозрачнее, травма не становится легче к преодолению. Наоборот, даже простой взгляд на способы памятования Бабьего Яра демонстрирует, насколько разными путями движется мемориализация ужаса этого места – в Бабьем Яру сейчас двадцать девять памятников. Свидетельством чего оказывается это многообразие: желанием основательно запечатлеть память о происшедшем или готовности отстаивать память лишь "своих" жертв, принадлежащих к определенной группе населения? Мне кажется, что в этом и заключается серьёзная проблема с видением нашими современниками собственной идентичности.

Кто мы? Я смотрю в зеркало далекой уже исторической трагедии и пытаюсь ответить на этот вопрос. Удивительным образом вопрос о том, зачем мы помним трагедию, отвечает и на уже поставленный вопрос — "Кто мы?". Зачем нужно помнить Бабий Яр? Недостаточно просто сказать: "Чтобы никогда не повторилось". 

Я стою в Бабьем Яру и пытаюсь ответить на другой вопрос: "Кто я?". Я украинка, родившаяся в 1989 году, в переломный для всей Европы год, накануне независимости Украины. У меня еврейские корни и, находясь в Бабьем Яру, я думаю о жуткой судьбе тех, кого убивали только за их национальность. У меня есть дочь и для меня важно, какие ценности будут главными в той стране, в которой она родилась. Я вспоминаю речь Ивана Дзюбы в день двадцатипятилетия трагедии Бабьего Яра: "Бабий Яр – это трагедия всего человечества, но свершилась она на украинской земле. И потому украинец не имеет права забывать о ней так же, как и еврей. Бабий Яр – это наша общая трагедия, трагедия прежде всего еврейского и украинского народов", – говорил тогда Дзюба. В своей разошедшейся сотнями самиздатовских копий речи он определил то, что важно для нас сейчас. 

Двадцать девять памятников в Бабьем Яру – это не только результат наличия множества частных инициатив по увековечиванию памяти жертв. Памятники там ставились разным жертвам. Отдельно евреям, отдельно украинцам, отдельно ромам… В Бабьем Яру каждый искал скорее "исторической справедливости" для себя, но не общего видения этой справедливости. Топография Бабьего Яра – это топография поисков современной украинской идентичности.

Я отдаю себе отчет в том, насколько сложно сегодня, после стольких лет непоследовательности политики памяти в нашей стране, говорить о новой перспективе памятования Бабьего Яра. Но сейчас для украинского общества это вопрос выживания. Наше осознание прошлого – зеркало видения будущего. Поэтому свою работу в "Мемориальном центре жертв холокоста "Бабий Яр" воспринимаю не просто как участие в интересном проекте, а как свой вклад в создание Украины, где во главе угла будет стоять ценность человеческой жизни и достоинства. Очень надеюсь, что мы сможем создать вокруг центра пространства публичных обсуждений и совместного поиска способов реализации своей ответственности за прошлое. Бабий Яр может стать местом нового "общественного договора", созданного вокруг памяти об общей трагедии.