Дмитрий Коротков
— Николай Янович, какова ваша оценка бюджета-2014? Насколько оптимален заложенный рост в 3% ВВП, позволят ли запланированные показатели развиваться стране?
— Цифры экономического роста в бюджет-2014 заложены оптимальные. Его основным отличием от бюджета-2013 является акцент на реализацию инвестиционных проектов, активизацию экономики и ее модернизацию — все то, о чем мы говорили в связи с решением отложить подписание соглашения с Евросоюзом. Нам нужна энергичная практическая работа по модернизации экономики, повышению ее конкурентоспособности, повышению качества продукции и снижению ее себестоимости. Реализацию этой цели мы и начинаем в 2014-м.
За один год ее не завершишь. Когда-то я называл цифру, необходимую для модернизации украинской экономики, — 160 млрд евро, нас подвергли жесточайшей критике — мол, это все не так, — но другую цифру не назвал никто. Мы говорим: 160 млрд на 10 лет, нам говорят — это заоблачные цифры, но никто не рискнул взять на себя смелость и сказать, что нужно 20 млрд, 50 или 100. Потому что каждый более-менее здравомыслящий человек понимает, что речь идет о громаднейших суммах, которые даже не исчерпываются этими 160 миллиардами. При этом, чтобы читатели понимали, за последние 2—3 года четыре страны — Греция, Испания, Португалия и Ирландия — получили от Евросоюза 400 млрд евро. А население и территория всех эти четырех стран — полторы Украины. И вложили 400 млрд евро не в модернизацию, а всего лишь в ликвидацию кризисных проблем, погашение долгов, в общем — потратили на спасение от дефолта. 400 млрд евро! А нам говорят, что Украине — самой большой в Европе стране по территории и одной из самых крупных по населению, — 160 млрд евро на модернизацию являются заоблачной цифрой.
— Вопрос не столько в самой цифре, а в готовности ЕС предоставить такие средства…
— Можете сразу выбросить из головы мысль, что Европа что-то нам профинансирует. У нас с Евросоюзом было много разговоров на эту тему, и никто нам никаких денег в таких объемах не обещал. Максимально шла речь об 1 млрд евро в течение семи лет, то есть о цифрах совершенно несопоставимых. Многое в наших нынешних внутриполитических вопросах вытекает как раз либо из непонимания реальной ситуации, либо из заведомого обмана.
У нас многие уверены (или делают вид, что уверены), что мы подпишем соглашение об ассоциации и сразу войдем в Европу. Но ведь уже всем, кажется, известно, что в самом соглашении об ассоциации нет даже упоминания о европейской перспективе Украины, в нем нет и немедленной реализации безвизового режима с ЕС — это параллельный процесс, который требует времени и реализации отдельной программы. Поэтому когда правительство — в рамках, я подчеркиваю, своих конституционных полномочий — приняло решение отложить подписание соглашения об ассоциации, мы не нарушили ни один закон, действующий в Украине.
Мы отвечаем за стабильность в стране, за развитие экономики, и приняли это решение вынужденно — чтобы избежать кризисных явлений в нашей экономике, а соответственно — и в социальной сфере. И теперь мы можем уверенно говорить людям, что, взяв паузу, мы получили возможность, прежде всего, решить торгово-экономические проблемы в отношениях с Россией, что для нас чрезвычайно важно. На столе у нас уже лежат и в ближайшее время будут подписаны очень крупные контракты на реализацию совместных кооперационных проектов в судостроении, авиации и целом ряде других отраслей.
Мы получили очень серьезную финансовую помощь для нашей валютной системы, мы получили возможность на базе полученных кредитов реализовать программу активизации и модернизации экономики, повышения ее конкурентоспособности. То есть мы, по сути, приступили к подготовке нашей промышленности к условиям работы в зоне свободной торговли с ЕС.
Что такое зона свободной торговли? Это снятие всех торговых барьеров на границе. Мы открываем свой рынок, и возникает элементарный вопрос: кто выигрывает от открытия рынка? Всегда выигрывает тот, кто выпускает более конкурентоспособную продукцию. Чтобы было понятнее: при открытом рынке холодильник, произведенный в Европе, будет на равных условиях конкурировать с холодильником, произведенным в Украине. Значит, украинский холодильник должен быть конкурентным по своим качественным и ценовым характеристикам — иначе никто его не будет покупать. А если все будут покупать, предположим, шведские или немецкие холодильники и никто не будет покупать отечественные, что произойдет с нашими профильными заводами?
— Закроются.
— Да, закроются. И когда мы говорим о наличии дисбаланса в торговле с Евросоюзом, измеряющимся колоссальной цифрой в 10 млрд евро, что это означает? Что мы свои деньги отправляем на зарплату европейским рабочим. То есть мы покупаем европейской продукции на 10 млрд евро больше, чем сами продаем туда, и тем самым своими деньгами поддерживаем экономику Евросоюза. Поэтому, безусловно, Евросоюз заинтересован в зоне свободной торговли, а мы заинтересованы в том, чтобы найти компенсаторы. Мы говорим: если вы на нашем рынке продаете на 10 млрд больше, чем мы на вашем, давайте компенсаторы, чтобы сравняться. Логично наше требование? Безусловно. Но за него мы подвергаемся обструкции. И понятно еще, когда мы подвергаемся обструкции извне, но когда это же делается изнутри…
— Но ведь население стало жертвой широкомасштабной пропаганды блестящих перспектив евроинтеграции, когда никто в таком же объеме не высказывал сомнений в преимуществах соглашения. Ведь если бы за несколько месяцев до ноября с экранов телеканалов стали рассказывать и о негативных сторонах соглашения, мнение масс могло бы измениться…
— Ничего, у нас есть время. Если вы посмотрите социологию, она уже меняется в пользу тех, кто понимает правильность принятого правительством решения об отсрочке соглашения об ассоциации, понимает, что это решение было вынужденное, что никакой стратегический курс не меняется, меняется только тактика.
— И все-таки — неужели нельзя было нынешнее объяснение причин такого решения донести до масс за несколько месяцев до Вильнюсского саммита, а не принимать решение резко, вдруг…
— Не резко и не вдруг. Дело в том, что практика любых переговоров подразумевает определенную конфедициальность. Мы провели десятки встреч за круглым столом с Международным валютным фондом, надеясь на то, что найдем решение, устраивающее страну. Мы надеялись, что с помощью МВФ сможем решить проблемы дефицита бюджета, модернизации экономики, выплаты колоссальных сум "Газпрому" за газ.
До последней минуты я лично вел такие переговоры и не мог в то же самое время публично заявлять, что мы закрываем эту тему и обращаемся в другом направлении. Но нам навстречу не пошли, и даже за несколько дней до решения об остановке подготовки к ассоциации мы получили письмо от МВФ: гораздо более жесткое, чем все их предыдущие требования. После чего нам стало окончательно ясно, что все разговоры с европейскими (и не только) партнерами о том, что они нам помогут, что мы получим кредит, останутся разговорами. Ясно, что мы не могли, к примеру, пойти на то, чтобы поднять в два раза коммунальные платежи для людей.
Теперь уже ясно, что благодаря снижению цены на газ и с помощью российского кредита мы избежали такого болезненного решения для нашей экономики, и, что самое главное, болезненного для людей. Я всегда подчеркиваю, что это не популизм и не демагогия — это экономические расчеты, что если каждая украинская семья начнет платить в два раза больше за коммунальные услуги, значит, она эту же сумму не потратит на рынке на продукты питания, в основном, произведенные в Украине. А это ведет к сворачиванию экономики.
Мы такой процесс уже наблюдали в Греции, когда их правительство начало с сокращения зарплат на 25%, а потом было вынуждено сокращать бюджетников, и на каждом таком этапе греческий рынок сжимался. Сейчас они сами признают, что стабилизация достигается катастрофическими потерями в социально-экономической сфере. Но нам это было понятно с самого начала.
Вопрос о том, нельзя ли было все это раньше увидеть, закономерен. Да, есть определенные расчеты, есть определенный проводимый курс, но не всегда этот курс проводится прямолинейно, бывают остановки и торможения в его реализации. Безусловно, наша задача — объяснять обществу, почему не удалось выдержать избранный курс, не делая остановок. И этим мы сейчас занимаемся.
— Как отреагировала Европа на Московские соглашения?
— Как только Московские соглашения были двумя президентами подписаны, инвесторы сразу на это отреагировали. Мировые финансовые рынки тоже сразу отреагировали. Меня наши европейские партнеры спрашивали: мол, почему вы пошли на эти соглашения? Я им объяснил ситуацию, которая сложилась с оплатой за газ, что мы уже в августе-сентябре имели проблемы с его оплатой, что имели проблемы с закачкой газа, потому что не могли его покупать так дорого в прежних объемах — в том числе для того, чтобы обеспечить транзит газа в Европу. Все эти проблемы загнали нас в угол, объяснял я, и при этом мы никакой реальной помощи от вас не получали и даже обещаний на будущее не получали. Вот и весь ответ. Руководствуясь национальными интересами, мы не могли оказаться перед дилеммой — то ли за газ платить, то ли зарплаты и пенсии платить.
У меня есть страничка в "Фейсбуке", которую я каждый день просматриваю. И с каким настроением я ее могу читать, когда там все вопросы — где моя доплата, где мое пособие? Люди ведь прямо пишут, они не задумываются о проблемах, стоящих перед правительством. Их интересует лишь — почему ты мне не заплатил то, что положено по закону? Какое ты имеешь право?! И я читаю все, на моей странице ничего не фильтруется. Есть и позитивные эмоции от слов поддержки, есть и негативные, когда люди негодуют.
— Негодования больше?
— Сейчас 50 на 50. Возмущения было больше всего в октябре-ноябре, а сейчас, когда нам потребовалась поддержка, положительных комментариев стало намного больше. Хотя и минус значительный, конечно. Я это понимаю, я и своих министров воспитываю: вы, говорю, ребята, оторвались от жизни, а представьте себе зарплату 1400 грн и проживите на нее месяц. Разложи все свои расходы и проживи на 1400 грн, а потом будешь рассуждать, что, мол, у меня ведь столько проблем…
Кстати, я часто слышу высказывания насчет того, что наша договоренность об удешевлении газа убивает стимулы для модернизации и энергосбережения, и удивляюсь им. Значит, газ по $500 стимулирует, изымая все деньги, которые у нас есть и которые можно было бы направить на модернизацию, а $268 — это плохо, потому что появляются лишние деньги, которые некуда девать! Эти рассуждения кажутся глупыми, но на самом деле хорошо укладываются в канву информационных атак. Так сложилось, что считается выгодно с точки зрения СМИ нападать на власть. Власть иногда подставляется и заслуживает этих атак, из песни слов не выбросишь. Что-то не так делает, что-то нарушает.
Вместе с тем постоянные информационные атаки на власть приводят к снижению эффективности работы власти. В чем это заключается? С одной стороны мы, безусловно, делаем выводы из критики и нападок, но с другой — постоянные информатаки подрывают доверие к власти. А доверие — это важнейший компонент реализации любой программы. Программы стабильности курса нацвалюты, энергосбережения, инвестиций в жилищное строительство, — да любая масштабная программа требует доверия! Если я не доверяю программе "Дешевое жилье", то не несу деньги туда, если мне в СМИ говорят, что банки неустойчивы, я и туда не понесу деньги.
И потому доверие к власти — очень важная проблема, причем не политическая, а экономическая. Так что информатаки на власть должны быть сбалансированы. Там, где власть заслужила, ей надо врубать по полной, но там, где нападки незаслуженны и могут привести к нестабильности, к недоверию, нужно очень аккуратно пользоваться информационным оружием. СМИ не зря называют "четвертой властью" — в руках информканалов сосредоточены большие властные полномочия, и эта власть должна чувствовать ответственность, то есть отвечать за свои слова. Говорить только то, что подтверждено фактами.
— Вы сказали о паузе в отношениях с ЕС и в то же время о том, что присоединение к ТС — также длительный процесс. О каком временном промежутке может идти речь в обоих случаях?
— Вопрос сложный, потому что ответ зависит не только от нас. Все зависит от доброй воли наших партнеров. Ведь можно занять позицию, что вы парафировали соглашение — и все, принимайте решение, будете ли продвигать этот процесс дальше. А можно занять другую позицию. Вот мы сказали: давайте встретимся в трехстороннем формате — Евросоюз, Украина и Российская Федерация, которая имеет к нам претензии, поскольку у нас граница с ними открыта, а мы открываем свою границу с Евросоюзом. Они ведь правомерно задают этот вопрос, и мы не можем на него не ответить. И не только мы, но и представили ЕС должны участвовать в дискуссии — больше того, в этом случае наши позиции будут подкреплены поддержкой Евросоюза.
Так давайте решим сначала вопрос такой встречи. Потом возникает второй вопрос — условия имплементации. Ладно, вы говорите, что ничего в соглашениях менять не будете, но можно же обговорить дополнительно определенные моменты, на которые мы сейчас обращаем внимание в условиях имплементации. Давайте создадим рабочую группу — у нас уже накопился определенный материал. Я знаю, как тяжело идет в Евросоюзе вопрос согласования, потому что это 28 стран, и позиция проходит согласование в каждом из правительств. У каждой страны свои подходы, все надо увязать, но мы готовы пойти на такую работу, сколько бы она времени ни заняла.
Наконец, третий — и самый тяжелый вопрос: те экономические программы, которые позволят нам модернизировать нашу экономику, позволят нам стать конкурентоспособными. Мы говорим: это может быть программа кредитной поддержки со стороны европейских финансовых институтов, либо это программа оказания помощи, либо это совместные проекты, как, например, строительство и обустройство европейских транспортных коридоров. Мы хотим, чтобы Евросоюз подумал, как он будет работать с Украиной не в течение года, а в течение 15—20 лет. Все это могло бы быть увязано в тот документ, который открыл бы дорогу к подписанию соглашения с ЕС. Могу сказать одно: с нашей стороны мы сделаем все, чтобы в максимально короткие сроки выработать приемлемые для Украины условия. Приемлемые и возможные.
— Это в том, что касается ЕС. А по ТС, если взяться за это направление?
— Давайте не будем загадывать по времени, по срокам. Я еще раз подчеркиваю: это очень большая работа. Они создавали Таможенный союз восемь лет. Европейский союз формировался более 50 лет, за это время наработано громадное количество директив, существует гигантская нормативная база. Мне кажется, они в определенных направлениях уже забюрократизировали все, подтащив под Брюссель, и сами теперь буксуют на этом.
— Но сколько мы еще можем жить, не интегрируясь ни в одном направлении?
— Сколько живет Швейцария, никуда не интегрируясь? Сколько живет и развивается Норвегия? Все зависит от условий и национальной выгоды.
Потребительская инфляция
Учетная ставка
Официальный курс евро
Официальный курс доллара
Международные резервы
Главные темы