Олесь Бузина
2 июля 1919 года командующий Вооруженными силами юга России генерал Деникин подписал знаменитую "Московскую директиву". "Имея конечной целью, захват сердца России — Москвы, — гласила она, — приказываю…". Дальше шел перечень целей, которых следовало достичь. Кавказской армии генерала Врангеля, только что вышедшей на Волгу и после жесточайших боев захватившей Царицын ("Красный Верден", как его именовали в газетах большевики), приказывалось развивать наступление на Нижний Новгород и Владимир. Донская армия генерала Сидорина должна была устремиться к столице через Воронеж и Рязань. А Добровольческая армия генерала Май-Маевского — через Курск, Орел и Тулу. Черноморскому флоту предписывалось "блокировать порт Одессу".
Это был пик успехов деникинцев. Их правый фланг упирался в Волгу, а левый — в Днепр. После блестящего окружения красных на Кавказе боевой дух армии был необыкновенно высок. Ошибки, допущенные большевиками, политика "расказачивания" и массовых расстрелов вызвала зимой знаменитое Верхнедонское восстание в тылу красных, описанное в романе Шолохова. Оно дало белым новое пополнение. Донцы, разозленные смертью родственников, были готовы мстить врагу.
В воспоминаниях генерала Врангеля есть красочное описание того разгрома, который пережила Красная Армия на Кавказе зимой 1919-го: "От станицы Каргалинской до Кизляра на протяжении 25 верст железнодорожный путь был забит сплошной лентой брошенных составов. Здесь были оставлены запасы неисчислимой стоимости: оружие, громадное количество медикаментов, обувь, одежда вперемешку с автомобилями, мебелью, галантереей и хрусталем… На одном из разъездов нам показали поезд мертвецов. Длинный ряд вагонов санитарного поезда был сплошь наполнен умершими. В одном из вагонов лежало несколько мертвых врачей и сестер. Особые отряды производили очистку железнодорожных зданий от больных и трупов. Я наблюдал, как на одной из станций пленные откатывали ручные вагонетки со сложенными, подобно дровам, окоченевшими, в разнообразных позах, мертвецами. Их тут же за станцией сваливали в песчаные карьеры в общую могилу".
Это были остатки 11-й Красной Армии, разгромленной в жестоких зимних боях. Если пути были забиты поездами на 25 верст, то брошенная артиллерия и обозы вперемешку с конскими и человеческими трупами тянулись вдоль той же железной дороги, начиная от Моздока до станицы Наурской на 65 верст. "Огромные толпы пленных, — вспоминает Врангель, — тянулись на запад по обочинам дороги. В изодранных шинелях, босые, с изможденными землистого цвета лицами, медленно брели тысячные толпы людей. Пленных почти не охраняли, два казака гнали две-три тысячи. Выбившись из сил, больные люди падали тут же на грязной дороге и оставались лежать, безропотно ожидая смерти… Двое таких несчастных, перейдя предел человеческих страданий, бросились под колеса нашего поезда".
Красные пали жертвами своей самоуверенности и разложения. Слабая "революционная" дисциплина, грабежи, пьянство, раздоры между политическим и военным руководством вместе с основанными на нахальстве успехами начала Гражданской войны сделали их легкой добычей белых, как только те окрепли. Общее руководство силами большевиков на Кавказе осуществлял улыбчивый жизнерадостный грузин Серго Орджоникидзе — стратег уровня, примерно, нынешнего Саакашвили. Но стоило белым перерезать железную дорогу, как все его воинство превратилось в панически удирающую толпу.
В советские времена об этой катастрофе старались не распространяться. Карьера Орджоникидзе из-за них не пострадала — спасли личные связи в кремлевском руководстве. И в 1920-е годы, и при Хрущеве он числился среди "популярных" коммунистических вождей. Поэтому картины полного разгрома доверенных ему войск стали доступны только в недавние годы, когда стали выходить мемуары Врангеля и других белых генералов.
Но и у белых кавказский успех и последовавшее за ним наступление вызвало преждевременную эйфорию. Казалось, что общая обстановка складывается очень удачно. Весной из Сибири вылез со своими армиями адмирал Колчак, тоже двинувшийся на Москву. На северо-западе, в Прибалтике, при помощи немцев и англичан, удалось сколотить небольшую армию генералу Юденичу, которая тут же повела наступление на красный Петроград. Казалось, вокруг "Совдепии", как именовали белогвардейцы государство Ленина и Троцкого, затягивается надежная петля, в которой скоро будет болтаться весь этот козлобородый Совнарком в пенсне и кожаных куртках.
СЛИШКОМ МНОГО ПАССИОНАРИЕВ
Белая и красная Россия различались даже календарями. Первая жила по дореволюционному юлианскому. А вторая — по более точному григорианскому, который принят и сейчас. Поэтому "Московская директива" Деникина имеет две даты, как и Великая Октябрьская революция: 2 июля, по новому стилю, и 20 июня — по старому. Размышляя о причинах, разделивших Россию в Гражданскую войну, можно увидеть, что они были прежде всего эмоциональными. Страна переживала пик пассионарного напряжения. В ней было столько вождей, идей и амбиций, что всем им вместе было просто не ужиться. Настоящих буйных было слишком много.
Взять того же Махно. Именно его живописная банда, имевшая в начале лета статус дивизии в Красной Армии, оказалась слабым звеном. Она бросилась наутек при первом же признаке наступления белых после директивы 20 июня. Рядом обнаружилось еще одно слабое звено — дивизия бывшего штабс-капитана Григорьева. Она тоже подалась в бега. Но между Григорьевым и Махно тут же обнаружились непреодолимые идеологические противоречия. Махно вернулся к платформе анархизма. А Григорьев хотел податься в белые, почувствовав тягу к единой и неделимой России.
Съехавшись на переговоры, два бывших красных атамана побеседовали под водочку, и в разгар дискуссии Нестор Иванович пристрелил своего визави — точь-в-точь, как в 1990-е будут "мочить" друг друга новорусские и новоукраинские бандиты на "стрелках". А остатки григорьевской банды присоединил к своей. Но пока они дискутировали и мочили друг друга, белые смогли захватить всю Восточную Украину и выйти к Днепру.
ПОРА ЛЕГКИХ УСПЕХОВ ПОРОДИЛА У ДЕНИКИНА ЭЙФОРИЮ
Наступление белогвардейцев 1919 г. Синие стрелки — удары белых армий. Красные — атаки большевиков
Белые наступали так легко, что сами удивились. Первоначально деникинцы даже не собирались форсировать Днепр. Но он форсировался как бы сам собой. К левому берегу напротив Екатеринослава вышел конный кубанский корпус генерала Шкуро. Разговаривал корпус по-украински, пел старинные запорожские песни, но ни петлюровцев, ни махновцев, разговаривавших тоже по-украински, на дух не переносили. Потому что кубанцы были потомками запорожских казаков, а махновцы и петлюровцы — непонятно кто. Не оставлять же им замечательный город, к которому вел удобный, целиком сохранившийся мост? Вот Шкуро и перешел через него...
Примерно таким образом деникинцы взяли Киев. С запада в "мать городов русских" вошли петлюровцы во главе с бывшим австрийским генералом фон Кравсом, а с востока — белые под командованием генерала фон Бредова. Две армии встретились на Крещатике, где ныне Майдан Незалежности, а тогда была Думская площадь, и их командующие (по стечению обстоятельств, оба немцы) стали мирно переговариваться, за кем останется город.
Пока шли переговоры, белые повесили на Думе трехцветный русский флаг. Какой-то петлюровец его сорвал. Возникла потасовка. С одной стороны дрались галичане. С другой — уроженцы Восточной Украины, составлявшие основной костяк группы Бредова. Галичанам надавали по морде, и они кинулись наутек. Так при комических обстоятельствах Киев из петлюровского стал деникинским.
Из Москвы удобнее. Но быстрые успехи развращали и белогвардейцев. С военной точки зрения, их наступление превратилось в бессмысленное расхождение веером. Нельзя было прийти в Москву, одновременно двигаясь на Киев, Орел и Нижний Новгород. Для этого просто не хватало сил. Силы белых на юге выросли за счет пополнений на Украине с 80 тысяч в июле до 110 тысяч в августе. Городское население — гимназисты, студенты и бывшие офицеры — записывались в армию охотно. Но их все равно не хватало, так как красные призывали новые контингенты из центральных губерний. Против 110 тысяч белых они все равно имели на юге в два-два с половиной раза больше бойцов.
Сказался и грамотный перенос столицы из Петрограда в Москву. Петроград находился на самом краю России. Его связывали с остальной страной всего несколько веток. А Москва была крупнейшим железнодорожным узлом — рельсы расходились из нее лучиками во все стороны. Такое расположение "большевистского логова" позволяло сторонникам учения Карла Маркса быстро маневрировать резервами. Колчак двинулся на Москву в марте-апреле. Значит, даешь лозунг: "Все на борьбу с Колчаком!" Деникин выступил в июне. К этому времени колчаковцев уже отогнали за Урал, дивизии красных срочно перебрасывались с восточного фронта на южный, а на повестку дня поднимался новый клич: "Все на борьбу с Деникиным!" Так "все" и ездили с фронта на фронт в ускоренном темпе, успевая к главной драке в нужный момент. Уже в октябре красные нанесли контрудар по белогвардейцам, дошедшим до Тулы (до Белокаменной от нее было рукой подать!), и армия Деникина начала медленно отступать назад — к Дону.
ПАТРИАРХ ОБВИНИЛ ВО ВСЕМ КРАСНЫХ, НО ОТКАЗАЛСЯ БЛАГОСЛОВИТЬ И БЕЛЫХ
Благослови, отче! Простые священники все же сочувствовали белым
К тому же особое положение заняла православная церковь. В советские времена было принято утверждать, что попы и церковники якобы поголовно поддерживали "наймитов" буржуазного запада — Колчака и Деникина. А ведь это было не совсем так! 6 мая в Ставрополе состоялся Южно-Русский Церковный Собор и образовалось Временное Высшее Церковное Управление на юго-востоке России. Оно объединило все епархии на территории, подконтрольной армии Деникина. Дело было за малым — благословением от патриарха Тихона, находившегося в Москве. Хотя бы о тайном, непубличном благословении. Но патриарх, несмотря на просьбы некоторых белых вождей, отказался его давать. А в своем послании от 8 октября 1919 года увещевал священников не вмешиваться в политическую борьбу и не становиться ни на чью сторону.
Правда, патриарх направил Совету народных комиссаров свое послание, в котором обвинил их в разжигании Гражданской войны. "Отечество вы подменили бездушным интернационалом, – писал он. – Вы разделили весь народ на враждующие между собою станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую борьбу. И не предвидится конца порожденной вами войне… Соблазнив темный и невежественный народ возможностью безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями не прикрывались злодеяния, — убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами…".
Однако, написав эти строки, патриарх Тихон не встал на сторону белых, так как и те совершали немало преступлений. Генерал Деникин честно признавался в них, приводя слова председателя Терского круга (областного парламента) Губарева: "Возвращается казак с похода нагруженный так, что ни его, ни лошади не видать. А на другой день идет в поход опять в одной рваной черкеске…". "А о войсках, сформированных из горцев Кавказа, — пишет Деникин, — не хочется и говорить. Десятки лет культурной работы нужны еще для того, чтобы изменить их бытовые навыки".
ГУЛЯЙ, НАРОД! "ЗДОРОВОЕ" ЗВЕРСТВО С ОБЕИХ СТОРОН
Шульгин: "Наш мужик при всем своем варварстве здоров душой и телом..."
Жестокости совершали и белые, и красные. Генерал Врангель пишет, что, заняв Ставрополь, он поместился во дворе губернаторского дома, где "мы нашли несколько десятков трупов жертв, расстрелянных по приговору помещавшегося в доме комиссарского суда. Некоторые трупы были с отрубленными пальцами, у других оказались выколоты глаза".
Но он же вспоминает, как сформировал полк из красных пленных: "Выделив из их среды весь начальствующий элемент, вплоть до отделенных командиров, в числе 370 человек, я приказал их тут же расстрелять. Затем, объявив остальным, что и они достойны были бы этой участи, но что ответственность я возлагаю на тех, кто вел их против своей родины, я сказал, что хочу дать им возможность загладить свой грех". Сформированный таким образом 1-й стрелковый полк, по словам Врангеля, воевал отлично и "приобрел себе громкую славу".
И все-таки главной причиной будущего поражения белых можно считать пропасть между крестьянством и интеллигенцией, поддерживавшей Деникина и Колчака. Вожди белого дела слишком поздно поняли, что нельзя выиграть войну без реальной политической платформы. Они шли на Москву, рассчитывая, что будущее России решит учредительное собрание. А народ требовал пряник уже сейчас. И пряником он считал землю. То, что ее нужно давать крестьянину немедленно, в 1919 году среди белых понимал только киевский публицист Василий Шульгин, издававший газету "Россия". Он писал: "Я думаю, что без решения аграрного вопроса ничего не будет. Наш мужик при всем своем варварстве здоров душой и телом, невероятно настойчив в своих основных требованиях. Наши помещики дряблы и телом, и духом… Но если землю все равно надо отдать, то возникает вопрос, правильно ли мы идем, откладывая этот вопрос до воссоздания России? Ведь главное препятствие этого воссоздания и есть эта проклятая земля".
Но, как часто бывает, победным белым летом 1919-го Шульгина никто не услышал.
Потребительская инфляция
Учетная ставка
Официальный курс евро
Официальный курс доллара
Международные резервы
Главные темы